– Типа дуэль двадцать первого века, – вставляет Кофе, пряча телефон в сумочку.

– Отлично! – принимает вызов Бархотка. – Миякэ сейчас тебе покажет, да, Миякэ?

Я не отвечаю, но ее мизинец исследует мой пупок и грозит перебраться ниже, пока я не говорю:

– Конечно.

– Заметано, – отвечает Даймон и поворачивает в мою сторону.

Бархотка вскрикивает: потеряв управление, я врезаюсь во встречную автоцистерну. Бббааааахххххххх! Когда облако миниатюрного ядерного взрыва рассеивается, Даймон с Кофе уже исчезают вдали, превращаясь в точку.

– Какая ужасная авария, – издевательски сокрушается Даймон.

«Ямаха» дребезжит на второй скорости.

– Типа круто! – смеется Кофе. – Теперь он нас ни за что не догонит.

Даймон оборачивается:

– Бедный Миякэ. Не забывай, это просто видеоигра.

Бархотка разжимает объятья. Меня осеняет абсурдная идея, порождение двух виски и двух кружек пива, а не оригинальности моего мышления. Юзом разворачиваю «ямаху» на 180о и обнаруживаю, что да, я могу ехать в обратную сторону. Отсчитанные секунды на табло бегут назад. Зебры в зоопарке скачут задом наперед. Эту игру наверняка создал программист типа Суги – такой же сдвинутый. Бархотка пощипывает мне соски в знак одобрения. Мы пересекаем линию старта – на табло «Пройденные круги» загорается «– 1». Я вырываюсь на разводной мост – мотоцикл взмывает в воздух, когда мы прыгаем сквозь пространство, и вздрагивает, когда мы приземляемся на дальний край моста. А вот и Даймон на своем «судзуки».

– Типа, как это?

Даймон начинает предложение с «Охренеть…», а я повторяю его хитрый маневр и, скользя на развороте, несусь прямо в переднюю фару «судзуки», круглую, как луна в ясную ночь. Никакого взрыва. Наши мотоциклы застывают, едва столкнувшись, музыка замолкает, экраны гаснут.

– Я не привык проигрывать. – Даймон кидает на меня взгляд, который встревожил бы меня, не будь мы друзьями. – Если копнуть поглубже, ты коварный сукин сын, Миякэ.

– Бедный Даймон. Не забывай, это просто видеоигра.

– Совет. – Даймон не улыбается. – Никогда не бей того, кто в более высокой весовой категории.

Кофе сконфуженно бормочет:

– А куда типа делся велосидром?

Бархотка слезает с сиденья:

– По-моему, Миякэ сломал автомат. Это круто.

Даймон перебрасывает ногу через седло:

– Пошли.

– Типа куда? – Кофе соскальзывает с мотоцикла.

– В тихое местечко, где меня знают.

– А знаете, – говорит Кофе, – если волоски в носу выдергивать, а не подстригать, то может лопнуть кровеносный сосуд. И тогда сразу смерть.

Даймон ведет нас по кварталу удовольствий, как будто сам его строил. Я совершенно потерял ориентацию и отчаянно надеюсь, что мне не придется в одиночку искать дорогу к станции метро Синдзюку. Толпа поредела, остались лишь самые закаленные гуляки. Мимо медленно проезжает спортивный автомобиль, громыхая басами.

– «Лотус-Элиз сто одиннадцать эс», – говорит Даймон.

Мобильный телефон Кофе наяривает «Старую дружбу»[59], но она не слышит собеседника, хоть и прокричала «алло!» раз десять. Из открытой двери грохочет джаз. Снаружи – очередь, все в крутейших прикидах. Я наслаждаюсь бросаемыми в нашу сторону завистливыми взглядами. До смерти хочется взять Бархотку за руку. До смерти боязно, что она отдернет руку. До смерти обидно, если она хочет, чтобы я взял ее за руку, а я этого не понимаю. Даймон рассказывает о лос-анджелесских трансвеститах, и девчонки визжат от хохота.

– Ну, Лос-Анджелес типа по-настоящему опасное место, – говорит Кофе. – У каждого – пушка. Сингапур – вот единственное спокойное место за границей.

– А ты была в Лос-Анджелесе? – спрашивает Даймон.

– Нет, – отвечает Кофе.

– А в Сингапуре?

– Нет, – отвечает Кофе.

– Значит, там, где ты никогда не была, безопаснее, чем где-то еще, где ты тоже никогда не была?

Кофе закатывает глаза:

– А что, типа обязательно куда-нибудь ехать, чтобы узнать, что это за место? А зачем тогда телевизор?

Даймон сдается:

– Ты понял, Миякэ? Вот это и есть женская логика.

Кофе взмахивает руками:

– Да здравствует типа власть женщин!

Мы идем по проходу, освещенному вывесками баров, в конце которого нас ждет лифт. Кофе икает:

– Какой этаж?

Двери лифта закрываются. Я вздрагиваю от холода. Даймон приводит в порядок свое отражение и решает переключиться на благодушный лад.

– Девятый. «Пиковая дама». У меня прекрасная идея. Давай поженимся!

Кофе хихикает и нажимает «9»:

– Принято! «Пиковая дама». Типа жуть, а не название для бара.

Лифт движется неощутимо, только мигают номера этажей. Кофе снимает с воротника Даймона пушинку:

– Классный пиджак.

– Армани. Я очень придирчив к тому, что вступает в контакт с моей кожей. Потому-то я и выбрал тебя, о моя божественная.

Кофе закатывает глаза и переводит взгляд на меня:

– Он всегда такой, Миякэ?

– Не спрашивай его, – улыбается Даймон. – Миякэ – слишком хороший друг, чтобы ответить тебе честно.

Я смотрю на четыре отражения наших четырех отражений. Гудящее безмолвие, как в космическом корабле.

– Останься здесь подольше, – говорю я, – и забудешь, кто из них – ты.

Бронзово звенит гонг, двери лифта открываются. Мы с Бархоткой и Кофе чуть не падаем. Мы на крыше здания, так высоко, что Токио не видно. Выше облаков, выше ветра. Звезды так близко, что в них можно ткнуть пальцем. Метеор выписывает дугу. В темноте за Орионом я различаю занавес, и иллюзия исчезает – мы в миниатюрном планетарии, меньше десяти метров в диаметре. Снова бронзово звенит гонг, и грейпфрутовый румянец зари разливается от пола до потолка.

– Типа, офигительно, – выдыхает Кофе.

Бархотка любуется молча.

Даймон хлопает в ладоши:

– Мириам! Как видишь, я не смог удержаться от встречи с тобой.

Сквозь занавес проскальзывает женщина в опаловом кимоно и полном макияже гейши. Она изящно кланяется. Вся она – само изящество, от лакированной заколки для волос до закатных сандалий-гэта[60].

– Добрый вечер, господин Даймон. – Голос звучит приглушенно, будто из-под подушки. Грим скрывает все, что можно скрыть, но, судя по тому, как она двигается, ей около двадцати пяти. – Нечаянная радость для нас.

– Да, я знаю, Мириам. Знаю. Говорили, что сегодня ты собиралась в экзотическое путешествие, а, оказывается, ты до сих пор здесь. Ну-ну. Познакомься с моей новой невестой. – Он целует Кофе, которая хихикает и льнет к нему. – А скажи-ка, Папаша Потаскун у вас или нет?

– Вы имеете в виду… кого, господин Даймон?

– Ты понял, как дипломатично, Миякэ? Мириам – bona fide[61] профи.

Женщина бросает взгляд на меня:

– Господина Даймона-старшего сегодня нет, господин Даймон.

Даймон вздыхает:

– Ах, отец, отец. Опять милуется с Тидзуми? В его-то годы? Интересно, здесь еще кто-нибудь заметил, как сильно он растолстел? Кстати, о лишнем грузе. Тидзуми наверняка сплетничает с тобой насчет господина Даймона-старшего, а, Мириам? Он